Аллея звёзд — Леонид Каневский - актёр и телеведущий

Леонид Каневский - актёр и телеведущий, Заслуженный артист РСФСР
Леонид Каневский - актёр и телеведущий, Заслуженный артист РСФСР

ЦИТАТЫ:
«А по поводу слежения, это уже, извините, часть нашей профессии – следить самому за собой. Стать популярным очень легко. Один вечер, особенно сейчас, и все говорят: «Звезда!» А вот удержаться в этом качестве известности и популярности, и уважения лет 10, 15, 20, 40.»
«Когда меня спрашивали: «Вот если бы этого не случилось, если бы ты не поступил в театральное, кем бы ты мог быть?» И я подумал, подумал. Это естественно. Учителем в школе. Потому что учитель в школе – это тоже своего рода актёр, не взирающий на состояние души, настроение. Он должен приходить в класс, он должен общаться с детьми, он должен вести урок. Понимаешь? Это близкая к актёрской профессия.»
«Телеграммы пошли смешные такие: «Убьёте Томина – разобьём телевизор!» - была телеграмма замечательная. Потом была телеграмма из Владивостока: «Сообщите группу крови Томина-Каневского – вышлем в неограниченном количестве».»

ИНТЕРВЬЮ:

Минаев: Ребята, с добрым утром!

Молодцова: Доброе утро!

Минаев: Прям так и хочется сказать: откройте, милиция! С утра пораньше.

Молодцова: Да, повод есть!

Минаев: К нам, на мой взгляд, один из самых главных милиционеров нашей страны - майор Томин. Он у нас сегодня в гостях. Это, конечно же, Леонид Семёнович Каневский. Актёр театра и кино, Заслуженный артист России. Доброе утро!

Каневский: Доброе утро, здравствуйте!

Минаев: Все вашу актёрскую карьеру знают прекрасно. А ведь она сложилась-то благодаря чему? Ваши родители к актёрской профессии вообще не имеют никакого отношения. Как вы вообще уговорили отца, который работал технологом-фруктовщиком, чтобы он, скажем так, позволил вам поступать в театральное?

Каневский: Сначала я 11 лет договаривался с родителями, что я буду артистом.

Молодцова: С  11? Ничего себе.

Каневский: Сначала они иронизировали по этому поводу. Знаете как… В 10 лет ты и артист, и лётчик, и пожарный. Но постепенно я приходил к этой мысли, мама меня поддерживала в этом. А папа был настороже немножко. Но после первого курса он уже потом, как мне говорили его и наши общие друзья, с гордостью говорил: «Да, у меня сын артист, между прочим! В Щукинском училище!»

Молодцова: Кстати, по поводу учёбы. Вас же сначала не взяли ни во МХАТ, ни в Щепкинское. Не рассмотрели таланта? Что случилось? Почему не поступили?

Каневский: Во-первых, я в Киеве, благодаря знакомству моей тёти с главным администратором театра Вахтангова, который был на гастролях, попал на прослушивание к даме, которая набирала курс. Я прочитал несколько вещей. Меня слушали Львова, Шлезингер Владимир Георгиевич - мой впоследствии большой друг и педагог. И Владимир Этуш. Вот они меня пропустили сразу из города Киева на третий тур Щукинского училища. Поэтому, когда я приехал в Москву, я был внутренне уже почти спокоен. Но такая традиция есть. Не знаю, как сейчас. Что вся группа поступающих абитуриентов обходила все вузы театральные.

Минаев: Это ритуал такой?

Каневский: Все проходили, да. На всякий случай. Кто куда попал. Я тоже пошёл. И в ГИТИС, и во МХАТ, и в Щепкинское. Но в душе, конечно, держал третий тур Щукинского училища. Во МХАТе на втором туре Павел Владимирович Мосальский сказал, посмотрев через кулачок на меня: «Не наша фактура». В Щепкинской попал, естественно, почему. Потому что не было вот этого вот хорошего русского раздолья в лице. А в ГИТИС я не попал, потому что прямо из поезда пошли мы с мамой на прослушивание, на первый тур. Естественно, я был не готов. Поэтому, когда наступил третий тур Щукинского училища, я остался в нём. К счастью моему.

 

Минаев: И к нашем тоже, кстати.

Каневский: Это приятно.

Минаев: Это я могу сказать абсолютно точно. Единственное, что я понял, друзья, так это то, что планы надо строить заранее – с 11 лет, как Леонид Каневский. Несомненно, ваша главная роль – это майор Томин. Для меня точно, абсолютно. Майор Томин – самый популярный в Советском Союзе сериала «Следствие ведут знатоки». Но до этого вы снялись в «Бриллиантовой руке». И были контрабандистом турецким. Скажите, а как вас утвердили на эту роль? После, скажем так, сомнительного прошло вашего киношного?

Каневский: Сам удивляюсь. Но, тем не менее, это произошло. Были кое-какие пробы. И нас с Георгием, моим другом, утвердили на роль двух друзей милиционеров. Выпустили Джина из бутылки. Потому что, когда в одной из первых серий в меня стреляют и убивают. Практически.

Минаев: Да-да-да. Это в каком-то сарае было. Я помню это прекрасно.

Каневский: Ну, и все решили – всё, закончилась история с Томином. Ан нет! Пошли телеграммы, пошли письма. Телеграммы пошли смешные такие: «Убьёте Томина – разобьём телевизор!» - была телеграмма замечательная. Потом была телеграмма из Владивостока: «Сообщите группу крови Томина-Каневского – вышлем в неограниченном количестве». И вот такие телеграммы нас с Томиным оставили в живых. И ещё где-то почти 15 лет сериал продолжал существование.

Минаев: На самом деле отечественное телевидение без этого сериала представить невозможно. Леонид Семёнович, вы же сыграли в кино огромное количество жуликов, прохиндеев.

Каневский: Наверное, режиссёры находили что-то общее с персонажами у меня в лице.

Минаев: Понимаете, я к чему клоню.

Каневский: Да.

Минаев: Жулики и прохиндеи – отрицательные персонажи и тому подобное. И милиционер. Как вообще вы перевоплощались из одного персонажа в другого? Ведь вам же веришь, когда смотришь.

Каневский: Такая профессия замечательная у нас. Когда меня спрашивали: «Вот если бы этого не случилось, если бы ты не поступил в театральное, кем бы ты мог быть?» И я подумал, подумал. Это естественно. Учителем в школе. Потому что учитель в школе – это тоже своего рода актёр, не взирающий на состояние души, настроение. Он должен приходить в класс, он должен общаться с детьми, он должен вести урок. Понимаешь? Это близкая к актёрской профессия. А как я перевоплощаюсь? Не знаю. Это пусть зритель скажет.

Минаев: Хорошо вы это делаете.

Каневский: Скажу честно, мне не мешало бы играть и отрицательные роли продолжать.

Минаев: А милиция не предъявляла претензии потом?

Каневский: Нет. Есть ряд артистов, которых нельзя было сниматься в отрицательных ролях. Были артисты, которых не рекомендовали снимать в отрицательных ролях. Вот меня не рекомендовали.

Минаев: И снимали.

Каневский: На «Ленфильме» однажды меня утвердили на замечательную роль, которую потом сыграл мой друг. Он не знал, что я был утверждён. Шили костюм уже. И на худсовете сказали: «Мы не рекомендуем, чтобы играл Каневский». И режиссёр прислал мне письмо с извинениями, объяснениями и так далее. А по поводу «Трёх мушкетёров» Хилькевичу тоже сказали на худсовете, мне рассказывали: «Мы не рекомендуем Каневского на роль Бонасье». Он сказал: «Он мне нужен». Ему сказали: «Ну, смотрите, это на ваше усмотрение!» Вот поэтому я снялся, и впоследствии мне это не мешало. Томин – я к нему вообще отношусь с симпатией, не скрою.

Молодцова: МВД Советского Союза очень тщательно следило за «Знатоками» и курировало сериал, насколько мы знаем. Например, потребовало, чтобы Знаменский и Томин бросили курить. И это произошло в 1975 году. Так?

Каневский: Да, я как-то забыл об этом факте. Действительно.

Молодцова: А за обликом актёров сериала в обычной жизни следили? Указания, рекомендации?

Каневский: Рекомендации по ролям только были. А по поводу слежения, это уже, извините, часть нашей профессии – следить самому за собой. Стать популярным очень легко. Один вечер, особенно сейчас, и все говорят: «Звезда!» А вот удержаться в этом качестве известности и популярности, и уважения лет 10, 15, 20, 40.

Минаев: Нормально так, от 10 до 40 лет.

Каневский: И поэтому, когда тебя встречают с улыбкой и провожают с улыбкой, то, значит, ты делаешь толковое дело. Конечно, следили мы сами за собой.

Минаев: А мы понимаем, что надо улыбаться побольше и почаще. В 90-е годы вы уехали в Израиль. И работали там в театре. Начиналось всё тяжело, потом дело пошло в гору. На телевидении. И до сих пор работаете. А почему вы вновь так вернулись в Россию и стали снова здесь сниматься. Чем заманили?

Каневский: Вы сказали «вернулся». А я ведь не убегал. Я поехал работать в замечательный театр. Мне показалось интересным в 90-ом году, если вы помните театр 89-90 года, полупустые залы. Народ боялся ходить в театр, занимался в основном поиском питания и сохранением детей на улицах. И поэтому, когда возникло предложение нашего главного режиссёра, реорганизатора, мне показалось интересным в 50 лет сделать такой кульбит. Вернулся в 63-й год, грубо говоря. Почему объясню. Потому что в 63-ем году в театр Ленинского комсомола, где я работал с 60-ого года, пришёл Анатолий Васильевич Эфрос – гениальный режиссёр, мой учитель. Мы за год сделали новый театр. Театр, в который летали со всего Советского Союза на премьеры. Это были всегда битком залы, у нашего театра Ленкома ночью сидели на асфальте молодые люди, ждали открытия кассы, чтобы купить билеты. Вот это был такой театр. Мне показалось интересным вернуться в это состояние создание театра, но уже с моим опытом – художественным и человеческим. И вот я принял это предложение. И в 91-ом году 1 мая там участвовал в создании театра, который до сих пор существует, слава богу. Называю себя «артистом театра запаса» театра Гешер. Сейчас работают в Москве. И что сейчас произошло… Так получилось. Не вернулся, а получил приглашение на телевидение. Во-первых, это было продолжение «Знатоков». Я думал, что это розыгрыш, когда я пришёл домой и услышал на автоответчике: «Позвоните по такому-то телефону, есть предложение снять ещё несколько дел «Следствие ведут знатоки». Но телефон был Мосфильма, я его помню.

Минаев: А если бы не помнили, перезвонили бы?

Каневский: Перезвонил бы всё равно. Артист – человек наивный, верит во всякие шутки. Это оказалось правдой. И вот с этого начался мой возврат в Москву. Не то, чтобы я уехал и не вернулся. Так получилось, я жил и работал в Израиле. Продолжаю жить и работать в Москве. И с удовольствием езжу в Израиль. И, когда получаю какие-то приглашение в Израиле, езжу туда что-то делать. Сейчас на это нет времени.

Минаев: Я так понимаю, что интересное предложение вас в любом случае может заинтересовать.

Каневский: Да, безусловно.

Минаев: Тема милиции нас сегодня не отпускает.

Каневский: Мне нравится, что вы говорите «милиция», а не «полиция». Это правильно.

Минаев: Вы у меня не ассоциируетесь с господином полицейским. Вы товарищ милиционер.

Каневский: Это правда.

Минаев: А вас поздравляют с Днём милиции?

Каневский: Обязательно. Шлют смс-ки и звонят друзья, из разных городов Советского Союза звонки идут. И я поздравляю всех моих знакомых милиционеров.

Минаев: Ведь День милиции в советские времена был самый шикарный телевизионный концерт. Вы же принимали участие. Вас приглашали?

Каневский: Конечно. И вели несколько раз концерты.

Минаев: А если какой-то номер, скажем так. Чтобы вы делали?

Каневский: Мы играли сцены из наших знатоков с моим другом Гришей Лямпе. Мы несколько лет играли сцену из одной из наших серий. Вернее, мы скомпоновали несколько сцен. Гриша играл отрицательного персонажа. Мы вели допрос, беседовали. Это была довольно симпатичная сцена, которую мы показывали на этих вот творческих вечерах. И в концертах, посвященных Дню милиции.

Минаев: Это получается мини-спектакль такой. У нас есть масса слушателей, которые желают с вами пообщаться. Вы народу отказывать не будете?

Каневский: Не-не-не. Может, мы даже с ними знакомы.

Минаев: Вполне возможно. Давайте, мы вам подберём лучшего представителя. На самом деле, до нас дозвонился Геннадий из города Краснодар. Геннадий, доброе утро.

Геннадий: Доброе утро, Александр Семёнович!

Минаев: Ух ты! Что же вы так меня официально-то?! Вы знаете, у нас ещё один Семёнович в студии сегодня. Это Леонид Семёнович. С ним-то и познакомьтесь. Кстати, пользуйтесь уникальным случаем: Леонид Каневский в ваших руках, практически.

Геннадий: Доброе утро, Леонид Семёнович. Следим за вашим творчеством.

Минаев: У вас, по-моему, вопрос был касаемо именно творчества.

Геннадий: Ну да, хотелось узнать. Леонид Семёнович, говорят, Леонид Гайдай был настоящим тираном, и работать с ним было очень тяжело.

Каневский: Неправда!

Геннадий: А ещё говорят, что у вас тоже был взрывной характер.

Каневский: Это правда.

Геннадий: А как вы с ним уживались на съёмочной площадке во время работы над фильмом «Бриллиантовая рука»?

Каневский: Уживались с удовольствием. Потому что он был замечательный режиссёр. Он принимал любую импровизацию. И насчёт тиранства это я впервые от вас слышу. Это мне интересно. Расскажите детали тогда потом. Он был замечательный режиссёр. И на площадке с ним было только одно удовольствие. Он принимал любую импровизацию. Кстати, если вспоминать съёмки, то помните, как я выглядел в первой сцене «Бриллиантовой руки»?

Минаев: Белые брюки и больше ничего.

Каневский: Вы помните, Геннадий?

Геннадий: Естественно, помню.

Каневский: Мне шили костюм на «Мосфильме». Я был на гастролях. У меня была всего одна примерка. И, когда я приехал на съёмки в Баку, я померил костюм, и понял, что в нём нельзя не то, что сниматься, но  и выходить на улицу неловко. Он висел на мне как мешочек. Я вышел на площадку и говорю: «Леонид… Что делать, я в этом не могу сниматься?» Он говорит: «Ну, подберите что-нибудь в костюмерной и давайте». Я пошёл в костюмерную, начал мерить. Ничего не нашёл. И вышел, как я был – полуобнажённым на площадку. «Леонид Георгиевич, ничего не знаю, не могу ничего найти». Он говорит: «Стоп-стоп-стоп! Этот костюмчик кто вам сделал?» Я, показывая на свою голую грудь, говорю: «Этот я сам». Он говорит: «Вот в нём и будете сниматься». Вот такая история.

Молодцова: И полстраны ахнуло.

Каневский: Вот такой замечательный режиссёр был Леонид Георгиевич Гайдай. Вспомните, какая компания снималась в этом фильме.

Минаев: Ну там, конечно, суперзвёзды: Андрей Миронов, Юрий Никулин…

Каневский: Папанов, Мордюкова, Светличная. Кого ни назовёшь. Можно сойти с ума. Они друг от друга что-то хватали, принимали и импровизировали.

Минаев: У меня вопрос по поводу «Бриллиантовой руки». То, что в гипс закатывали – это реальные бриллианты?

Каневский: Вы будете смеяться, стоял человек, который следил за этими монетами. Реальные монеты из музеев. Часть – были реквизит. А часть – настоящие, из музея. И стоял человек, который следил, чтобы не ушла ни одна монетка.

Минаев: Не ушла?

Каневский: Нет.

Минаев: Вы знаете, хотелось бы, наверное, всё-таки ещё поговорить по поводу «Бриллиантовой руки». Вот тот момент, когда вы стоите у аптеки и смотрите на улице, где лежит арбузная корка. Сначала на ней падает Юрий Никулин. Потом падает Андрей Миронов. Они реально падали? На самом деле? У кого из них синяков было больше?

Каневский: Падал реально Андрей. А за Юру падал… я. Потому что, так бывает. Это потрясающий артист и уникальный цирковой артист. Вообще гениальный дядька. И никак не получалось. Пробует раз, два. Злится. И чего-то у меня выскакивает: «Давайте я попробую, Юра, вместо вас!» Гайдай говорит: «Давай попробуем». Мы быстренько переодеваемся. Я надеваю его брюки, туфли. Выходим на площадку. Я поскальзываюсь. С первого дубля я попадаю точно в объектив ногой.

Минаев: Это ваша нога?

Каневский: Нижнюю половину Никулина играл я, а верхнюю доигрывал он сам.

Минаев: Теперь будем знать, чья это нога.

Молодцова: Я пересмотрю даже.

Минаев: Ну и ваш знаменитый разговор на иностранном языке, скажем так. В той же аптеке. Кто придумал язык-то?

Каневский: Поначалу несколько фраз были придуманы автором сценарий Яшей Костюковским. Но я, когда прочитал это всё, захотел продлить своё пребывание на экране. Потому что такая компания потрясающая, роль такая симпатичная. И я написал себе целый монолог в этой сцене и ещё пару фраз добавил. И пришёл когда на съёмку, прилетел на репетицию перед съёмкой, сыграл. И Леонид говорит: «Всё, утверждаю, будешь с этим монологом сниматься». И потом Костюковский говорил: «У меня есть теперь соавтор, это Лёня Каневский».

Минаев: Вы знаете, у нас тут время совершенно неожиданно закончилось. Будем сейчас с вами прощаться. Вы бы не могли на этом языке попрощаться?

Каневский: (что-то говорит на придуманном языке).

Минаев: Браво! Надеюсь, вы что-то приличное сказали?

Молодцова: (смеётся).

Каневский: Компания-то интеллигентная!

20.10.2017