Аллея звёзд — Лайма Вайкуле - эстрадная певица

Лайма Вайкуле - эстрадная певица, актриса.
Лайма Вайкуле - эстрадная певица, актриса.

ЦИТАТЫ:
«Я люблю все делать perfect. Это моя трагедия. Раймонд Паулс обычно говорит: «Лайма, спела, забыла, пошла дальше. А я – нет. Я готовлю, готовлю, готовлю.»
«Как сейчас помню. Был полумрак. И один латышский композитор играл на рояле свою песню. А я ее пела. И вдруг сзади такой стук по плечу: «Малышка, я тебя беру». Именно это я запомнила, это было очень неожиданно. До сих пор я помню.»
«Дома к этому относились абсолютно несерьезно, потому что все знали, что стать хирургом - моя мечта с детства. Никто не обращал внимания на то, что я уже начинала где-то ездить, что-то петь…»
«Я сейчас очень сожалею, что запретила снимать свой первый сольный концерт в концертном зале Россия. Они, конечно, обалдели от этого.»

ИНТЕРВЬЮ:

Минаев: Утреца добрейшего, друзья дорогие! У нас сегодня пятница, да какая! Можно сказать, праздник, потому что к нам в гости сегодня пришла Лайма Вайкуле! Доброе утро, Лайма.

Лайма: Доброе утро всем!

Минаев: Следующая неделя у вас очень насыщенная получается. Во вторник – День рождения, а в пятницу - концерт в Крокус Сити Холл. Кстати, если позволите, мы вас можем с наступающим поздравить.

Дима: Авансом.

Лайма: Я не суеверная, это грех. Так что, поздравляйте.

Дима: С наступающим тогда!

(ведущие вместе: Ура!)

Ветрова: От всей страны поздравляем, не только от нас, но и от слушателей.

Лайма: Действительно, сложная неделя. Первого апреля надо всех обманывать, второго апреля надо репетировать, третьего апреля - Крокус Сити. Пользуясь случаем, хочу пригласить всех, кто как-то более-менее терпимо ко мне относится. Я уверяю вас, меня полюбите больше.

Минаев: Как это можно к вам нетерпимо относиться?

Лайма: Знаете, это дело такое… Каждый человек находит себе пару. Необязательно этот человек должен нравиться всем.

Ветрова: Мы так понимаем, что у вас такой большой концерт будет впервые за какое-то длительное время.

Лайма: Я люблю все делать perfect. Это моя трагедия. Раймонд Паулс обычно говорит: «Лайма, спела, забыла, пошла дальше. А я – нет. Я готовлю, готовлю, готовлю. И только потом мне кажется, что теперь уже можно. А прошло уже два года за это время. Вот так примерно.

Ветрова: А что в этот раз приготовили?

Лайма: В этот раз будет супер-концерт как всегда. Будет суперский балет, хотя я теперь уже не люблю работать с балетом, он уже достал просто, я с ним давно работаю. Но в этот раз будет балет, потому что классные шесть девочек есть. Просто действительно классные.

Дима: Все замужем?

Лайма: Нет, это уже моя проблема. Я выдаю их замуж.

Минаев: Вы как сваха?

Лайма: Эти мужики разваливает мне балет.

Минаев: Вообще мужикам верить нельзя.

Ветрова: А что еще будет интересного?

Лайма: Будут действительно хорошие музыканты. Будут новые песни, но их будет поменьше. Я буду регулировать. Если публике захочется старых, значит, дам старых.

Ветрова: То есть программа может меняться в процессе?

Лайма: Обычно так и происходит.

Дима: Музыканты живые?

Лайма: Конечно, это мое жизненное кредо: не врать. И, что касается, концертов – то же самое.

Минаев: А костюмы?

Лайма: Костюма, как всегда. Это чисто для того, чтобы людям не было скучно.

Минаев: А вы не будете переодеваться? Скажем, старая песня – старый костюм, новая песня -новый костюм.

Лайма: Хорошая идея. Но на самом деле старые костюмы становятся старыми после двух раз выходов на сцену.

Дима: Кто-то из балета наступит на юбку – порвал.

Лайма: Нет, такого не бывает.

Минаев: Вы в 12 лет победили на конкурсе юных вокалистов. В 15 лет стали солисткой оркестра радио и телевидения Латвии. Вас сам маэстро Раймонд Паулс прослушивал, тогда еще?

Лайма: Именно сам маэстро Раймонд Паулс.

Дима: «Малышка, я тебя беру…» – это легенда?

Лайма: Нет, это не легенда. Я до сих пор помню его руки. У него очень сильные руки. Я это испытала на своем плече в 15 лет. Как сейчас помню. Был полумрак. И один латышский композитор играл на рояле свою песню. А я ее пела. И вдруг сзади такой стук по плечу: «Малышка, я тебя беру». Именно это я запомнила, это было очень неожиданно. До сих пор я помню.

Ветрова: Тогда он писал вам песни. Может быть, сейчас вы вносите изменения в его творчество?

Лайма: Он иногда говорит: «Это разве моя песня?» Он молодец. Как и полагается музыканту, он дает свободу.

Минаев: Давайте от музыки отойдем. Вы же собирались стать медиком, хирургом, учились в медицинском училище.

Лайма: Да, потому что было легче попасть в институт после училища.

Минаев: Вы пришли на прослушивание уже будучи студенткой училища?

Лайма: Я авантюристка. Мне было интересно, что же будет. Не потому что я относилась к этому серьезно. Я считала, что это может быть просто моим хобби.

Минаев: А дома к этому как отнеслись? Хирург будущий, и эстрадная звезда, которая неизвестно, будет ли на сцене.

Лайма: Дома к этому относились абсолютно несерьезно, потому что все знали, что стать хирургом - моя мечта с детства. Никто не обращал внимания на то, что я уже начинала где-то ездить, что-то петь…

Дима: Вот, родители, глядите за девушками. А то они из хирургов уйдут.

Лайма: Надо приглядывать родителям за детьми, смотреть, в чем их талант. Хотя и хирургом я была бы классным.

Ветрова: В итоге вам позволили уйти в искусство?

Лайма: Никто и не спрашивал.

Дима: Скажите, навыки училища не растеряли? Укол или перевязку вы можете сделать?

Лайма: Да, конечно. И себе и другим.

Дима: То есть, руки помнят?

Лайма: Да.

Ветрова: Сознание можем смело терять.

Минаев: Скажите, вот в принципе в советские времена Прибалтика воспринималась всеми, как островок какой-то другой жизни, как другая страна. А вы это чувствовали сами, находясь непосредственно в эпицентре?

Ветрова: Там действительно была друга жизнь?

Лайма: Нет, дело не в жизни. У нас что другое было? У нас был классный творог. Классное молоко, хороший очень хлеб.

Минаев: А сейчас это разве поменялось?

Лайма: Сейчас тоже есть. Был ночной бар. На станции говорили: «Ой, у вас после одиннадцати открыты только почтовые ящики!» Но у нас в Латвии, в Юрмале как раз был ночной бар, куда приходили все только после одиннадцати.

Дима: Со всей Латвии?

Лайма: Нет, со всего Советского Союза.

Минаев: А доступ к иностранной музыке тогда в Прибалтике был, скажем так, более легким?

Лайма: Нет, достать также тяжело было. Раймонд Паулс рассказывал, как он с радио переписывал какие-нибудь джазовые темы, прямо сидя у приемника, списывал ноты.

Минаев: Он ноты записывал, не на магнитофон музыку писал?

Лайма: Нет, нет, именно ноты.

Дима: До Дунаевского еще дошло, у него тоже приемник был хороший.

Лайма: У Раймонда Паулса может не такой хороший был…

Дима: Писем у него тоже много.

Лайма: Прошу не обвинять гения.

Ветрова: Может, не очень веселый вопрос: как вы воспринимаете переезд «Голосящего Кивина» и «Новой Волны» из Прибалтики, из Юрмалы?

Лайма: Я не хочу об этом даже думать. Но мы гастролеры всю жизнь жили как цыгане: сегодня здесь - завтра там.

Ветрова: Мы – это кто?

Лайма: Артисты. Если сейчас «Кивин» куда-то поехал, он вернется. Мы поедем туда. Это не важно, мне кажется.

Дима: Для вас это все равно у нас будет.

Лайма: Да, у нас, конечно.

Минаев: Давайте, с политикой завяжем сегодня, неинтересны эти разговоры.

Ветрова: Хотим вспомнить ваши гастроли в Америку. После советской жизни вы туда поехали. Как вы это воспринимали, расскажите?

Лайма: Это смешно. Они, наверное, думали, что я сумасшедшая. Потому что я сделала столько ошибок, столько «совковых» вещей. Но самое, наверное, когда уже была почти точка... Когда мне хозяин компании предложил своего сына продюсером, а я сказала, что не могу брать его продюсером, потому что договорилась с другим, кому дала слово. Любой бы американец сказал бы, я имею в виду шоу-бизнес, сказал бы, что я сумасшедшая. Самое начало в Америке очень смешное. Когда меня везли в лимузине на съемку. И я вижу этого шофера, думаю, что это один из главных в этой компании, начала угощать его чаем... Потрясающая моя выходка была, а выходок таких был миллион, когда американская компания решила на песню снимать клип. Я им предложила, что надо сняться мне обязательно с нашим знаменитым танцором - Барышниковым. Они сказали: «Это невозможно, он недоступен». А я вдруг вспомнила, что мой балетмейстер, который в Риге учил меня танцевать, он знает Барышникова. В общем, так я вышла на Барышникова, пошла к нему на репетицию. Встретила его. Я не знала, как сказать ему побольше комплиментов. Сказала: «Я бы могла пригласить высокого черного мускулистого танцора…» В общем, когда я все это несла, то думала: «Что же это я делаю?! как же мне теперь выкрутиться?!» Начала выкручиваться ужасно неловко. Но мне очень нужен был Барышников. Он сказал: «Позвоните мне домой». А так как я записывала тогда остальные песни,  я была вся на нервах, было много всяких проблем, я забыла ему позвонить. А потом позвонила через несколько дней, когда вспомнила.  Мне говорят: «Барышников оставил телефон, он в гостинице, на гастролях». Опять я забыла. Опять через день позвонила. Ну, такой вот «совок».

Минаев: Ну, бывает, да.

Лайма: Так вот я по дороге раза четыре ему опаздывала звонить. Потом через несколько лет он гастролировал в Латвии и сказал, что единственный человек, который в Америке ему не отзвонил – это такая певица Лайма из Риги. Он же рижанин. Вот такие мои были сумасшествия. Просто ужасно. Вот это, наверное, самые неловкие ситуации, о которых я помню.   

Минаев: До нас дозвонилась Елена из Екатеринбурга. Елена, доброе утро!

Елена: Здравствуйте, Лайма!

Лайма: Здравствуйте!

Елена: Про вас говорят, что вы такая необычная, яркая, не такая, как все. Кто придумал ваш образ и продолжает над ним работать?

Лайма: На самом деле, мне кажется, никто не может придумать стиль, образ… Можно изменить прическу, можно сшить костюм. Но ты тот, кто ты есть. Парикмахер меня причесывает, мейк-апер делает мне мейк-ап, а я уже как могу, так и собираю костюмы. Их шьют мировые дизайнеры. А складываю, переделываю, получается то, что получается.

Минаев: Людей известных часто фотографируют. Как вы относитесь к тому, что вас фотографируют?

Дима: Мало ли, без спроса, например.

Минаев: Бывает ли такое, что вы запрещаете себя снимать?

Лайма: Я сейчас очень сожалею, что запретила снимать свой первый сольный концерт в концертном зале Россия. Они, конечно, обалдели от этого. Мотив был такой: я увидела режиссера, которая до того сняла меня в одной передаче. Причем ужасно сняла, когда я увидела себя, подумала: «Господи, это же не я!» Увидев этого режиссера в концертном зале – а уже привезли всю съемочную аппаратуру - я сказала: «Снимать вы не будете!» Это был очень хороший концерт. Я жалею, что он не снят.

Минаев: У вас есть опыт съемок в кино.

Лайма: Знаете, как Раневская сказала: «Плохо сняться в кино – это то же самое, что сделать кое-чего в вечность». Я это сделала. Мне очень много предлагали сниматься в кино. Я выбрала самое неудачное, что мне предлагали. Я не понимала, что очень важен рабочий сценарий, я не понимала, что важен режиссер. Я думал: «Какой хороший парень! Да ладно – снимусь!» На съемках я ненавидела этого режиссера, всячески сопротивлялась. Получился отвратительный фильм, на мой взгляд.

Ветрова: А сейчас приглашают?

Лайма: Сейчас уже нет.

Ветрова: А желание есть?

Лайма: Нет, никакого желания у меня нет. Мне предлагали играть в мюзикле Мата Хари на Бродвее. Когда мне показали «талмуд» - сценарий драматической роли на три часа, я это забраковала.

Дима: Спасибо вам.

Минаев: Вы можете книгу написать «Кому я отказала».

Лайма: Вот! Какая хорошая идея!

(смеются)

Минаев: С утра мы вас подняли, растормошили, Лайма.

Ветрова: И радуемся.

Лайма: Но я же жаворонок, я легко поднимаюсь.

Ветрова: Нам повезло чертовски.

Лайма: А в каком часу вы просыпаетесь обычно?

Ветрова: Как солнце поднимается.

Минаев: Так вы можете в колхозе работать!                    

Лайма: Да с удовольствием! Тем более я люблю природу.

Ветрова: О природе.

Лайма: Я обожаю природу.

Ветрова: Мы знаем, что вы являетесь защитницей, животных. Вас эта тема волнует.

Лайма: Меня волнует. Мне кажется, каждого человека сегодня это должно волновать.

Ветрова: Как вы видите решение проблемы бездомных животных у нас в стране?

Лайма: Мне кажется, мы все время идем не с того конца. Например, собака укусила кого-то – давайте мочить всех собак. А подумать, почему она укусила, почему вообще на улице собаки? Люди злые, они не понимают, что животное – это живое существо. Мы в ответе за тех, кого приручили. Чтобы просто этого не было, нужно серьезно проверить людей, которые разводят собак. Это не может быть бесконтрольно. На телевидении должны быть бесконечны рекламы собачек, которые сейчас находятся в питомнике, в приюте. Я уверена, что очень много людей приручили бы. У меня есть много знакомых, которые взяли бездомных собак и очень довольны.

Ветрова: Давайте к вашим домашним питомцам.

Лайма: Ой, им хорошо!

Минаев: Кто это такие?

Лайма: Это французский бульдог и американский бульдог. Я твердо решила, что после своих трех американцев, следующие собаки у меня будут только из приюта. Но у меня никогда не получается, ко мне эти собаки приходят случайно.

Минаев: Котов у вас нет?

Лайма: У нас котов много. У нас на улице тарелочка, водичка, сухой корм. Одна кошка, которая постоянно живет у нас уже лет пять, приходит.

Минаев: Вам не нужен котенок? А то есть… котенок… белый... Возьмете?

Лайма: Ну, нет, я не могу. Я просто боюсь. Но, я думаю, когда я в будущем буду брать собак, буду одновременно брать с кошкой - пусть они вместе живут.

Ветрова: Чтобы с детства росли вместе.

Лайма: Да, это будут самые счастливые животные.

Минаев: Ваши песни популярны, это факт. Слышали вы их когда-нибудь в караоке?

Дима: В мерзком исполнении.

Минаев: При вас кто-то исполнял ваши песни в караоке?

Лайма: Нет, в караоке нет. Я сама не хожу в караоке. Правда, я один раз была, сама спела. Кто-то спел со мной просто мимо кассы. У него было 100 баллов. А у меня – 90.

Минаев: Он пел с душой, потому что знал, с кем пел.

Лайма: Наверное. А я как на работе.

Ветрова: У вас очень много дуэтов было в вашей музыкальной истории. С кем работалось приятнее всего? Или, может быть, с кем-то были сложности?

Лайма: Самое серьезное и волнительное – это, конечно, Валера Леонтьев.

Ветрова: Боялись его?

Лайма: Нет, я его не боялась. Я была звездой ночного бара, я никого не боялась. Более того, считала, что очень крутая.

Минаев: Это хорошо, правильно считала.

Ветрова: А что тогда было волнительным?

Лайма: А то, что я вдруг стала петь песни, не которые я хотела, а которые мне сказал Раймонд, что надо бы спеть.

Дима: Он прав оказывался?

Лайма: Он оказывался прав.

Ветрова: А в концерте будут какие-то дуэты? Или все только сольное?

Лайма: Будут дуэты, но я бы не хотела рассказывать. Будет всякое разное. Это будет честно, это будет вживую. Я вас всех приглашаю третьего апреля. Если не забудете. Третьего апреля. В Крокус Сити Холл. Может быть, потом отметим мой День рождения. А, может быть, я вам прямо там налью.

Дима: А сама не пьет, коварная!

Минаев: Не всегда, я так думаю.

Лайма: Ну, как пойдет, не знаю.

Минаев: Ну что, спасибо вам большое. Дима, у тебя какая-то просьба была?

Дима: «Еще не вечер» споете куплет?

(Лайма поет)

Минаев: Спасибо, приходите к нам еще, почаще заглядывайте! Просто заходите, чайку попьем!

Лайма: С удовольствием!