Аллея звёзд — Михаил Грушевский - актёр

Михаил Грушевский - актёр, юморист, эстрадный пародист.
Михаил Грушевский - актёр, юморист, эстрадный пародист.

ЦИТАТЫ:
«Ностальгирую. Ловлю себя на том, что все чаще и чаще вспоминаю учителей, помню имена и отчества, помню все предметы. Правда, содержание предметов не помню.»
«Первый мой большой школьный успех был связан с новогодним капустником, с пародией на учителя физики Виктора Адамовича. И это был именно крупный школьный успех.»
«Когда я рос и формировался мой вкус юмориста, была одна юмористическая программа на всю страну. Она называлась «Вокруг смеха» и нравилась она кому-то или нет, но ее смотрели все. А сейчас на каждом канале по несколько шоу. Но так это и замечательно! Многообразие позволяет выбрать свою территорию юмора.»

ИНТЕРВЬЮ:

Дима: Утро сентября, утро красивое, утро желтое, золотое осеннее! Ура-ура, у нас ранний осенний гость – Михаил Грушевский – известный артист, сатирик, юморист, человек-улыбка. С добрым утром!

Грушевский: Доброе утро, доброе утро!

Ветрова: Здравствуйте!

Грушевский: Так захотелось пойти даже в школу нарядным!

Ветрова: Да ладно!

Дима: С бантиками?

Грушевский: Ностальгирую. Ловлю себя на том, что все чаще и чаще вспоминаю учителей, помню имена и отчества, помню все предметы. Правда, содержание предметов не помню.

Ветрова: Вы не отличником были?

Грушевсвкий: Я был хорошистом с набором…

Ветрова: Троек!

Грушевский: Нет, троек практически не было, а вот пятерок был ограниченный контингент, как говорили в те годы в программе «Время». У меня по гуманитарным предметам были пятерки. Я обожал историю. 

 

Дима: Ну, об этом попозже все-таки.

Ветрова: Давайте сразу обо всем говорить, Димочка. Пусть гость расскажет.

Дима: Вот давайте сразу начинайте с вашего первого сентября. Первый раз в первый класс. Помните, как это было?

Грушевский: Помню в общих чертах. Я отучился в одной школе, школу не менял. Это была школа №279, район ВДНХ. Напротив кинотеатр «Космос», рядом финансовый тогда еще институт, ныне, разумеется, академия. Школа на церковной горке, там действительно есть церковь и небольшая возвышенность. Школа недавно была реконструирована. То есть, снесена, и на ее месте построена новая. И она тоже №279. В то время школа носила имя писателя Александра Трифоновича Твардовского.

Ветрова: Что вы нам как на экскурсии рассказываете? Вы про свой поход в школу!

Грушевский: Ну, просто чтобы как-то рассказать эти обстоятельства.

Ветрова: Что вы чувствовали? Что это «бадяга на 10 лет», или вы радовались, когда в школу шли?

Грушевский: Нет, я радовался. Не помню, чтобы плакал.

Ветрова: Уже хорошо!

Грушевский: Провожала меня мама. Ей было некогда, потому что мама была начальником планового экономического отдела завода «Манометр». Это было очень серьезно. Тогда же была плановая экономика. И мама возглавляла очень серьезный отдел.

Дима: У нее был план.

Грушевский: У нее был план: надо было сына сбагрить в школу – тогда учились 10 лет. И все. И плакать особенно не пришлось. И потом я очень быстро подружился со всеми, приобрел свое вековое прозвище Груша первого же сентября.

Дима: Оригинально очень!

Грушевский: Оригинально и свеже. Мне уже скоро 50 лет, а я все Груша и Груша.

Ветрова: Слушайте, а вы же в школе начали заниматься артистической деятельностью, пародировать и, по-моему, даже учителя спародировали.

Грушевский: Да, именно так. Первый мой большой школьный успех был связан с новогодним капустником, с пародией на учителя физики Виктора Адамовича. И это был именно крупный школьный успех. До этого я в пионерских лагерях позволял себе выходить на сцену. Несколько раз пел. Видимо, делал я это очень плохо, потому что волновался и, видимо, мимо мелодии пел. А первую пародию я воспроизвел не в школе, а в пионерском лагере. Но тогда просто собезьянничал, услышал у Геннадия Хазанова пародию на комментатора Николая Озерова. И воспроизвел ее со всей детской непосредственностью. В пионерском лагере имел огромный успех. Получил прозвище Груша и стал дополнительно Артист – в кавычках.

Ветрова: Скажите, эта ваша артистичность в школе и в пионерском лагере способствовала популярности у девочек? Все же к этому! Как у вас с этим в детстве? Хорошо? Или вам было все равно?

Грушевский: Сейчас, в новейшее наше время, надо очень деликатно отвечать на вопрос, приобрел ли я популярность у девочек…

Ветрова: Вы же маленьким были!

Грушевский: И я должен признаться, что я был столь стеснителен и зажат... Я помню, что, наверное, только в классе десятом я рискнул пригласить девочку на танец. Было ли это в пионерском лагере или вне его, я не помню. Но я был очень стеснителен. Я, наверное, пользовался успехом, был интересен девочкам, но я этого не мог прочувствовать. Я очень стеснялся и начал дружить с девочками уже в старших классах. И даже помню, как классе в восьмом мне очень нравилась одна девочка в моем классе. Я ее пригласил на спектакль на английском языке. Она учила английский, я учил английский, ходил на курсы. Я пригласил на спектакль, там еще были мои друзья. Я так зажался, что перед друзьями делал вид, что это не я ее пригласил, она сама навязалась. В общем, я дико комплексовал. И это прошло после 40 лет.

Ветрова: (смеется)

Грушевский: Давайте придерживаться такой версии.

Дима: Рассказывайте, какие предметы в школе любили, а какие ненавидели.

Грушевский: Итак, какие любил... Практически, я уже ответил на этот вопрос, признавшись, что я гуманитарий. Я любил русский язык, литературу, любил историю, любил английский язык. Что не любил? Ну, не могу сказать… Меньше любил химию. Как не странно перед вами сидит человек, который закончил в последствие Институт сплавов и стали. Вроде, некоторое отношение к химии это должно иметь. Тем не менее, химию я не любил, хотя у нас была потрясающая учительница по химии. Она очень артистично преподавала. Больше того, во внеурочное время она вела театральную студию на пару со своей подругой, учительницей русского языка и литературы. И, тем не менее, химия, все эти основания, щелочи… Я все время щелочи рифмовал со словом «сволочи». И мне было от этого как-то повеселее. А химия меня не вдохновляла. Учительница истории у нас была совершенно потрясающая, я много раз о ней рассказывал, она в моем сердце навсегда. Но хотя приведу вам такой факт из ее биографии: она начала преподавать историю, когда ей было 16 лет. Было это в 1917 году.

 

Ветрова: Ничего себе!

Грушевский: И закончила она преподавать в 90 лет! То есть уже в новейшую российскую историю она ушла. И в 92-ом году она ушла из школы в возрасте 90 лет. Я поздравлял ее с 90-летием. Боялся, что она подзабыла, кто я такой. А она все помнит! Говорит: «Мишка! Я не удивляюсь, что ты пародируешь политический деятелей. Я помню, как ты над Брежневым насмехался!» Причем это характеризует наш класс: я закончил школу в 81-ом году, а учеба основная прошла, история – это старшие классы, стало быть, конец 70-х. Степень доверительности наших отношений в классе позволяла немного передразнивать Леонида Ильича Брежнева. И не бояться, что настучат и будут у родителей большие проблемы. Варвара Галактионовна фантастически преподавала историю. Как она сама говорила: «Я была очевидцем всех исторических событий. Только восстание Спартака не захватила.

Ветрова: Слушайте, но все-таки самый ненавистный предмет какой у вас был? Который вообще не «бум-бум»?

Грушевский: Ох, наверное, начальная военная подготовка. Не потому что я в ней не «бум-бум». А потому что… Ну, как-то мне казалось это абсолютно бессмысленным надевать и снимать противогаз, на скорость там разбирать автомат. Я, в принципе, хорошо относился и к географии, и даже к биологии.

Ветрова: Кстати, по поводу биологии, скажите, вы занимались такими вещами, как собирание гербария в школе? Помните, раньше была такая штука?

Грушевский: Помню. Бабочки, стрекозы…

Ветрова: Нет, нет, это растения засушенные!

Грушевский: Да, да, и растения тоже собирал. Но делал это исключительно по принуждению, по школьной необходимости. А не из интереса. Что я собирал? Я какие-то этикетки собирал. Но все недолго. Я в ранних классах стал болельщиком и коллекционировал что-то связанное с футболом и с хоккеем. Больше связанное с хоккеем в те годы.

Ветрова: Вы тогда начали за ЦСКА уже болеть?

Грушевский: Я тогда болел за ЦСКА, за легендарное хоккейное ЦСКА. 70-е годы – это матчи с канадцами, это Третьяк, Харламов, Михайлов, Петров, Гусев, Лучин. Говорю для тех, кто помнит тот советский хоккей 70-х годов. Я смотрел фильм «Легенда №17», при всей значимости эта картина меня подламывала. Есть достаточно существенное несоответствие.

Ветрова: Недостоверность.

Дима: И не у вас одного!

Грушевский: Наверное, в художественном фильме это не важно. Но я понимал, что все это не про Тарасова и ни про Харламова, и ни про прочих людей, которые в той великой команде играли. Но фильм, безусловно, позитивный, как сейчас принято оценивать.

Ветрова: Ну, для тех, кто не видел этого прошлого, это полезно.

Грушевский: Да, для тех, кто не видел, полезно хотя бы упоминание этих людей в контексте некоего такого патриотизма. Но для меня это было очень странно.

Ветрова: А вы какую-нибудь кричалку ЦСКА знаете? Приличную.

Грушевский: Ну, послушайте, все они носят или эдакий шовинистический характер, воспевающий ЦСКА, или антагонистический характер по отношению к «Спартаку».

Дима: «Спартак»… (напевает мелодию)

Грушевский: Ну, у «Спартака» такое же количество «анти-ЦСКА-вских» кричалок.

Дима: Побольше, я думаю.

Грушевский: Дима явно болеет за «Спартак». 

Дима: Мимо!

Ветрова: «Зенит»!

Грушевский: Ну, ЦСКА и «Зенит» тоже конкуренты, но не такие антагонисты, как ЦСКА и «Спартак».

Дима: И Павел Федорович никуда не денется.

Грушевский: Да, у нас было два общих тренера, которые тренировали и «Зенит» и ЦСКА. Ну, что ребят, школьная тема у нас отдыхает. Мы переключились плавно на футбол. Каковы шансы «Зенита» в новом сезоне к первому сентября?

Дима: Вынесем мы вас, вынесем…

Ветрова: Михаил, вот вы сидите рядом с синтезатором. И ничего с ним не делаете.

Дима: Хватит руки держать на клавишах.

Грушевский: Честно говоря, просто скручиваю, сам себя ловлю за руки. Я человек не имеющий музыкального образования, но обожаю играть, музицировать. Была бы еще гитара, я бы одновременно пытался бы на гитаре наяривать. Я люблю что-нибудь сбацать, саккомпанировать себе или другому ни в чем неповинному человеку. Ну, хорошо. Чтобы вы все хотели?

Ветрова: Позитивное, доброутренние.

Грушевский: Даже не знаю, может быть, что-то для детей, отправляющихся в школу.

(Михаил Грушевский начинает играть).

Грушевский: Какие у нас бывают детские? Будем считать, что первое сентября – День рождения для первоклассников.

(Играет песню «Пусть бегут неуклюже»)

Ветрова: Прямо вижу, как школьники идут маршем в школу под этот бодрый аккомпанемент Грушевского. Это шикарно, браво! Классно!

Грушевский: Вот так вот! Пальцы вспомнили.

Ветрова: Мы сейчас с вами будем про любовь разговаривать.

Грушевский: Давайте.

 

Дима: Как вы говорили, раскрылись в 40 лет. И вперед все летите, летите...

Грушевский: На рубеже третьего и четвертого класса была моя первая школьная любовь. Я даже носил портфель. Благо, было по дороге очень удобно. Практически на полпути к моему дому жила девочка по имени Женя. Я сначала просто дергал, как положено, за косички. И шлепал портфелем по спине или чуть ниже. А потом уже стал более галантно доносить до ее подъезда. Наслушался про «тили-тили-тесто». Это была первая школьная влюбленность.

Дима: Так вот с ваших нынешних высот, вспоминая всех покоренных женщин, дайте совет стеснительным старшеклассникам, как знакомиться с девочками?

Ветрова: Вы же победили в себе стеснительность. Теперь дайте совет другим, именно школьникам.

Грушевский: Я вам признаюсь, во многом помогла моя…

Ветрова: Артистичность…

Грушевский: Ну, хорошо, пусть будет артистичность. И участие в художественной самодеятельности, как это тогда было принято называть. И в старших классах школы, и в институте моем. А что касается советов, то мне кажется, что здесь нет универсального рецепта. Человек должен знать свое сильное направление. Допустим, если речь идет о спортивном парне. У нас в классе был такой, я таких называю «техничными ребятами». Любой спорт был его. Он вставал на коньки, брал клюшку – сразу был лучшим хоккеистом на площадке.

Ветрова: И что, к девчонкам на коньках с клюшкой подходил?

Грушевский: Ну, если девчонки видели, как он в школьном дворе играет, допустим, в футбол, то не влюбиться в него, наверное, было сложно. Поэтому, если человек умеет, например, жонглировать, то нужно срочно брать с собой побольше предметов, девчонки разинут рот.

Ветрова: А если он ничего не умеет? Ничего не умеет, но красивый.

Грушевский: Ой, красивым всегда очень просто. Девчонки в симпатичных парней влюбляются даже без каких-либо качества.

Ветрова: Совет по поводу женской психологии. Иногда же в ней сложно разбираться. Вот, например, девушка нравится, а она на вас не смотрит. Это значит, что вы действительно ей не нравитесь? Или нет? Как мужчине понять?

Грушевский: Тут нужна какая-то провокационная ситуация. Мне кажется, что девушки, способные на нарочито отстраненное поведение, демонстративное игнорирование…

Ветрова: И что нужно делать? Как раскусить?

Грушевский: Здесь надо ждать такого вот счастливого случая, неожиданно ситуации, в которой она не сможет не обратить на тебя внимания, не отреагировать, не оценить твою силу, или ум, или…

Ветрова: …твое жонглирование!

Грушевский: …или жонглирование, на худой конец. С девушками нужно быть терпеливым. Штурмом многих девушек не возьмешь. Здесь нужно уметь выжидать и надеяться на то, что твой звездный час пробьет.

Ветрова: Понятно, вы оптимист неисправимый.

Грушевский: Меня уже действительно невозможно переделать. Я оптимист. Наверное, к моему возрасту уже нужно быть куда более мрачно настроенным и более сдержанно оценивать и себя, и свои перспективы. Но, тем не менее, да, я оптимист.

Ветрова: По поводу оптимизма. Осенью он у многих иссякает: дожди, все серое такое, сплин находит на многих. Что делать?

Грушевский: Есть очень хороший, но жестоковатый анекдот. Эти проливные дожди две недели, у моей жены началась жуткая депрессия… Она целыми днями стоит, смотрит в окно. Если эти дожди продолжатся, надо будет пустить ее обратно в дом.

(смеются)

Ветрова: Хорошее средство от сплина! Будем с вами дальше веселиться!

Грушевский: Я вообще считаю, что общение – это лучшее лекарство от депрессии. Лучшее, что не продается во всех аптеках мира.

Дима: Даже общение со следователем?

Грушевский: Если остроумный и оптимистичный следователь, то и с ним можно побеседовать.

Дима: О вашем хлебе, о вашем, в хорошем смысле слова, ремесле. Извините за, может быть, жесткое слово… Развелосьстолько пародийных шоу. На каждом канале долгом своим считают…

Ветрова: Да ладно, они иногда бывают симпатичными!

Дима: Ну, иногда, по закону вероятности больших чисел. Не обидно, что ваш хлеб отбирают, причем иногда бездарно?

Грушевский: Нет такого понятия как «мой хлеб». Приватизировать юмор, пародию, какой-то фрагмент творчества невозможно.  Появилось такое количество действительно ярких талантливых людей, что они свой хлеб отбирают, а не мой. Тем более я сам поучаствовал в пародийном телевизионном шоу. Поначалу чувствовал себя крайне дискомфортно. Но, вроде бы, все-таки конкурс предполагает, что люди начинающие, которые должны завоевывать аудиторию. Я много чего переделал, потом втянулся, было безумно интересно. И, честно сказать, восхищался тем, что делали мои коллеги и прочие участники этого шоу. Пародия – это некая разновидность юмора. Сейчас юмора много. Когда я рос и формировался мой вкус юмориста, была одна юмористическая программа на всю страну. Она называлась «Вокруг смеха» и нравилась она кому-то или нет, но ее смотрели все. А сейчас, правильно Дима, сказал, на каждом канале по несколько шоу. Но так это и замечательно! Многообразие позволяет выбрать свою территорию юмора.

Дима: Кстати, о «Вокруг смеха» и о прочей классике жанра. Сейчас же у нас будут сто фильмов обязательных к просмотру школьниками – наверное, правильно. Сто книг. Не считаете ли вы, что школьникам современным надо показывать того же Райкина, Шурова, Рыкунина, Чистякова.

Грушевский: Было бы, конечно, замечательно об этом помечтать. Но боюсь, что невозможно. Потому что непонятными будут шутки вне контекста. Кстати, в том шоу, о котором я только что рассказывал, была такая номинация, где нужно было воспроизводить юмор прошлых лет. Мне по жребию достался Аркадий Исаакович Райкин. Я был в восторге. Я представил себе как я буду этим голосом (пародирует голос Аркадия Райкина). Но потом выяснилось, что невозможно воспроизводить тот текст. Он абсолютно непонятен. Он был на несколько десятилетий, но сейчас не перешел в нынешние двухтысячные. С огромным трудом вместе с авторами этого шоу мы нашли райкинское произведение, которое хоть сколько-нибудь корреспондировало с сегодняшним временем.

 

Дима: То есть вы считаете, что «Греческий зал», «Мышь белая» - сегодня это не смешно?

Грушесвкий: Скорее, непонятно. Человек, который очень хочет выпить, жалуется на то, что в музее невозможно выпить и закусить? Ну нет! Нет этой среды. Сейчас в любом музее можно выпить.

Ветрова: При желании, конечно, можно везде.

Грушевский: Можно и не ходить в музей. Сейчас достаточное количество мест, где человек может утолить жажду. Ориентиры, отправные точки ушли, и юмор того времени, к сожалению, в нем, в этом времени и остался. Сейчас, если повторить ту же передачу «Вокруг света», многие шутки просто повиснут в тишине. И даже люди, которым за сорок, им надо вспоминать, в каком контексте рождались эти шутки.

Ветрова: Скажите по поводу телепередач. Есть проект «Большие гонки». Вы принимали участие в съемке. Мы не знаем, когда он выйдет в эфир.

Грушевский: Осенью. Наверное, в октябре. Точных дат не знаю, но где-то в середине осени.

Ветрова: Скоро выйдет проект «Большие гонки» с вами на первом канале. Расскажите.

Грушевский: Я участвовал в шоу «Повтори!» на первом канале. Со многими участниками происходили смешные истории. Например, когда мы заезжали на КПП в Останкино, выходил сотрудник охраны и говорил: «Куда едете?» Они отвечали: «Повтори!» Тогда он переспрашивал: «»Куда едете?» – «Повтори!» Вот это юмор вне времени.

Ветрова: «Большие гонки». Съемки проходили в Будапеште, есть информация, что вы были в костюме лягушонка.

Грушевский: О да,  о да…

Ветрова: Расскажите-ка подробнее, чем вы там занимались. Что мы увидим.

Грушевский: Это был мой второй опыт участия в этом безумии. А всего у меня раза три или четыре был опыт участия в таких экстремальных шоу. Я также участвовал, правда, это было давно, в «Последнем герое». Еще как довелось поучаствовать в «Жестоких играх». Честно говоря, переступая через себя, поскольку я человек… Ну, мне, может быть, хватает адреналина. Я не прыгал никогда с парашютом. Я даже в походы никогда не ходил, чтобы ночевать в лесу. Рычание медведей, или вой волков… Но, что касается «Больших гонок», то это с одной стороны, весело. И со стороны это смотрится, как забавное зрелище. Эти костюмы – они не просто нелепы и уродуют фигуры и внешность участников. Они еще затрудняют движения.

Ветрова: Специально?

Грушевский: Специально. Они намокают, ты становишься тяжелым, неповоротливым, как не знаю что  с чем.

Ветрова: И вы преодолеваете какие-то препятствия?

Грушевский: Ладно бы просто препятствия! А когда этими препятствиями являются рогатые негодяи, которые как бы бейби-булс. Такие бычки. Но бычки там по двести килограмм живого веса. Есть замечательная история, которую на моих глазах сочинил Николай Николаевич Дроздов, которого режиссер шоу спросил, почему быки такие агрессивные. Николай Николаевич сказал (пародирует голос Николая Дроздорова): «Их неделю до соревнований ничем не кормят. А прямо перед стартом ставят перед ними тазик красного чилийского перца. А это любимое лакомство быков. Они набрасываются, жадно все сжирают, перец проходит через кишечник и в районе заднего прохода застревает, вызывая жуткое жжение. Это жжение приводит быков в дикую ярость.

Ветрова: Как это… «оптимистично».

Грушевский: Разинув рты, все это выслушали. Когда я потом спросил: «Николай Николаевич, это правда?», он ответил: «Да вы что, Мишенька! Меня спросили, пришлось какую-то ерунду сочинять!»

Ветрова: (смеется). Ладно, будем смотреть, как вы с быками боритесь в этом замечательном проекте!

Ветрова: У нас звонок в студию. До нас дозвонилась Юлия из Москвы.

Юля: Здравствуйте, Михаил Яковлевич! Очень приятно.

Грушевский: Доброе утро! Рад вас слышать!

Юля: Михаил Яковлевич, очень хотелось бы знать, какое время вам требуется на освоение роли нового персонажа? И еще один маленький вопрос: не было ли у вас мысли спародировать кого-нибудь из современных политиков. Обаму, Меркель?

Грушевский: Юля, спасибо за вопрос. По-разному. Но, как правило, у меня или получается сразу, если сразу ловится герой. Или практически не получается. Если через преодоление, то, скорее всего, это значит просто персонаж не моего голосового диапазона. Или психотип не мой. Если человек мне резко не симпатичен, то не припомню удачных пародий. Я должен как-то этого человека прочувствовать и полюбить по-своему. Это не политическая оценка, не значит, что я голосую за тех, кого пародирую. Это значит, это герой моего поля. Как правило, это у меня происходит достаточно быстро. По крайне мере, я что-то выхватываю, а потому уже добавляется объем. Теперь, что касается западных политиков…

Дима: Ну, для гастролей пригодилось бы...

Грушевский: Наверное, наверное, пригодилось бы. Хотя я не представляю себе, как бы я пародировал Барака Обаму. Единственное, для отмазки расскажу. У меня Обама визуально, вы не поверите, решите, что я просто «гоню»... Но, тем не менее, чем-то визуально, образом, Обама напоминает нашего Евгения Вагановича Петросяна. Расположением ушей, какой-то он такой… в нем есть такой природный комизм. Обама очень серьезно пытается вещать от имени великой державы, а мне видится в этом какой-то трагикомизм. И я, когда слушаю какую-нибудь пресс-конференцию или некое общение Обамы с журналистами, я подставляю характерные интонации Евгений Вагановича. И получается для меня дико смешно. Может быть, никто больше со мной это веселье не сможет разделить. Но я, как представлю (пародирует Евгения Петросяна): «Я хотел бы предупредить Россию!»

Ветрова: Вы же английский хорошо знаете!

Грушевский: Обама должен говорить по-русски, чтобы было смешно.

Ветрова: Но тогда это будет уже не Обама.

Грушевский: Для того, чтобы его делать по-английски нужно понять, какое произношение у Обамы. Я свободно разговариваю, но мое знание английского не такое, чтобы судить о том, каков диалект Обамы. А делать халтурную какую-то пародию, половинчатую, я бы никогда себе не позволил. Что касается европейцев, то, наверное, если бы я жил в Италии, я бы делал на Берлускони пародию. Я думаю, что огромное количество итальянских политиков пародировали Берлускони. Я знаю, что Челентано очень любил… Ну, не то, чтобы пародировать, а «проходиться» по Берлускони. Он был врагом номер один. А поскольку Челентано - культовый персонаж для Италии, то вся страна следила за противостоянием Челентано и Берлускони. Но Берлускони тоже поет. Поэтому я думаю, у нас их бы взяли в проект «Две звезды». И состоялось бы великое перемирие.

Дима: А какими творческими проектами вы сейчас занимаетесь?

Ветрова: Мы с вами виделись несколько лет назад. Что сейчас актуально?

Грушевский: Я сейчас больше себя реализую в качестве того, что называют понятием шоумен.  Я больше веду. Но внутри все равно обязательно использую и пародийные краски. И какие-то юмористические зарисовки. Я очень люблю делать вещи, которые подразумевают импровизационность и интерактивность. То есть взаимодействие со зрителем для меня важнее, чем исполнение каких-то заученных произведений. Ну, и в качестве небольшой саморекламы могу сказать, что для меня этот год действительно важен предстоящим юбилеем. Правда, День рождения у меня в конце года, но, надеюсь, что до 29 декабря смогу как-то и что-то интересное, веселое, незанудное, нескучное сделать. И очень надеюсь на то, что это привлечет дополнительное внимание к очень важной для меня дате. Я считаю, что 50-летний рубеж очень важен для мужчины. Принято подводить итоге. Мне хотелось бы, чтобы это была стартовая площадка для какого-то нового качества, нового наполнения в моем творческом арсенале.

Ветрова: Будем готовить подарки.

Грушевский: Кстати, начинайте вот с этой минуты!

Ветрова: Еще хочется спросить, за то время, какое мы не виделись, можно взять покороче промежуток – за пару лет – какие у вас пародии и новые персонажи появились в арсенале?

Грушевский: Ну, мне сейчас сложно сообразить…

Ветрова: Самое свежее.

Грушевский: Пожалуй, я вам так скажу. Мое участие в том самом шоу-пародии подтолкнуло. Там был элемент случайности… Не то, чтобы жеребьевка, но некий элемент фортуны в том, кто тебе попадался в качестве пародируемого персонажа был. Впервые я сделал пародию на замечательного художника моды, на Вячеслава Зайцева. И, должен сказать, скороговорка, которую я использую (пародирует Вячеслава Зайцева) это вошло в обиход съемочной группы, на репетициях все пародируют, как-то стало очень востребовано. И новая для меня пародия была на поэта Илью Резника. Она была немного ситуативная, была программа, выходившая в эфире прямо перед Новым годом. Там некая новогодняя тематика была обыграна. Тем не менее, вы должны еще иметь в виду, что там был грим, парик. Художественный грим наносился на лицо, получалось портретное сходство. Я и Илья Резник – антиподы: антропометрические данные, мягко говоря, не совпадают, и физиономические. Кроме национальности нас мало что объединяет. Тем не менее, получился довольно убедительный Илья Резник. Я собрал за него много комплиментов. Это для меня два новых ярких героя. Для самого было неожиданно.

Ветрова: А можно мы воспользуемся случаем, и вы нам устроите маленькие пародии, которые для Ретро FM.

Грушевский (пародирует): Я хочу, друзья мои, поблагодарить вас за то, что вы нашли время. Миша уже много наговорил. Если говорить о Ретро FM, о песнях, на которых вы выросли, друзья мои, не будем скрывать, то конечно сейчас для вас прозвучит песня, которую вы споете со мной.

Ветрова: Сыграйте тогда!

(Грушевский играет)

Грушевский: Прощай от всех вокзалов поезда!

Ветрова: Блестяще! Что ты, Дима плачешь?

Дима: Уходят поезда в дальние края, ушло наше время общения с Михаилом Грушевским. Спасибо огромное, что зашли! И, может быть, пожелания, всем-всем, кто идет в школу?

Ветрова: А кто на работу.

Дима: Кто куда.

Минаев:  Спасибо большое, что заглянули. Пожелайте, пожалуйста, что-нибудь слушателям Ретро FM.

Грушевский: Я желаю, чтобы все сентябрьские дни были максимально яркими, особенно для тех, кто идет в школу в первый раз. Желаю всем ждать, предвкушать, когда уже подойдет первое сентября для тех, кто уже много лет учится в школе. Я помню, как я начинал адски скучать по школе за месяц до конца летних каникул. Хочу пожелать, чтобы у вас у всех, как и у меня по прошествии школьных лет накапливалось как можно больше теплых смешных, трогательных сентиментальных, в том числе любовных историй. Влюбляйтесь обязательно! Чтобы школьные годы были очень значимыми для вас, для вашей дальнейшей жизни!

Ветрова: А взрослым?

Грушевский: А взрослым могу пожелать, чтобы вы, вспоминая свои школьные годы, могли что-то такое передать своим детям. Я всегда радуюсь, когда вдруг какие-то выражения, какие-то прозвища, какие-то вещи, связанные с моими школьными воспоминаниями сейчас уже возникают вдруг у моей дочки, которая перешла в седьмой класс.

Ветрова: Которая ждет Михаила Грушевского.

Грушевский: Я вас уверяю, меньше всего она ждет своего папу. У нее там в интернете очень много интересов. Она отлично себя чувствует, виртуально общаясь. Она очень любит общаться и старым, папиным, способом. Но и современные способы общения, мне кажется, ей даже ничуть не менее дороги. Мне кажется, школа сближает поколения, объединяет нас. Она настраивает на какую-то общую волну. Это очень-очень важно, поскольку произошел некий слом исторических эпох. А школа осталась в хорошем смысле прежней, консервативной. И это замечательно!

Ветрова: Михаил, с вами было хорошо! Приходите еще, мы вам будем рады!