Аллея звёзд — Семен Альтов - популярный писатель-сатирик.

Семен Альтов - популярный писатель-сатирик.
Семен Альтов - популярный писатель-сатирик.

ЦИТАТЫ:
«Был такой юношеский период, когда я вел дневник. Это период полового созревания. Нужно было как-то куда-то выражаться, отчего-то избавляться, что копилось внутри. И начал писать стихи, подражательные и чудовищные. Я их тут нашел…»
«Какой-то у меня свой мир, где я хочу сохранить себя. Потому что, если влезть в эту политику, как сейчас все смотрят – доллар вниз, нефть вверх – ну, так можно провести остаток жизни. Вряд ли нефть того заслуживает, мне кажется.»
«У меня юмор осмысленный, я всегда что-то хочу сказать. Для меня очень важно и дорого, что я на полтора или два часа даю людям возможность передохнуть. Потом они выйдут из зала, и все опять начнется сначала. Вот была такая фраза: «Похоже россиянам придется опять потуже затянуть пояса на горле».»

ИНТЕРВЬЮ:

Минаев: Утреца всем добрейшего, граждане! В субботу 17 января отмечал свой юбилей, свое семидесятилетие знаменитый писатель-сатирик, можно сказать, классик отечественного юмора – Семен Альтов. 

Семен Теодорович, а намечается ли какой-нибудь юбилейный гастрольный тур и выйдет ли к юбилею новый сборник?

Семен: Про тур пока ничего не знаю, хотя какие-то предложения есть. И вот перед вами лежит, на мой взгляд, замечательная книга, это, правда, подарочный вариант, художника Анатолия Белкина. Он замечательный, креативный петербуржец, очень лихо придумавший эту книгу. Ее хочется читать, листать. И я думаю, что не только Людмила Сечина будет спать с этой книгой.

Ветрова: Не так давно Вы – в прошлом заядлый курильщик – курить бросили. Семен Теодорович, держитесь ли вы до сих пор?

Семен: Меня иногда подмывает взять одну сигаретку. Кто-то мне подсказывает: «Сенька! Не рискуй! Не тяни в рот всякую гадость!» Отношусь спокойно, когда кто-то курит рядом. Очень нравится аромат, когда кто-то курит трубку, как это гениально делал Александр Анатольевич Ширвиндт и еще два-три человека. Очень нравится аромат: не возбуждает, не пугает, не раздражает. Курите, ребят! Курите на здоровье!

Ветрова: Не планируете вы завязать еще с какой-нибудь вредной привычкой в честь юбилея?

Семен: Хочется сохранить что-нибудь вредное. Так ведь можно вообще остаться без вредных  привычек. Ради чего тогда жить?

 

Ветрова: Продолжая тему юбилеев. В советские времена народ часто иронизировал по поводу коммунистических юбилеев: столетие Ленина, пятидесятилетие революции и т.д. Шутили ли вы на эту тему и вообще, не боялись ли травить политические анекдоты?

Семен: При Брежневе уже было не страшно. Гена Хазанов читал мой знаменитый рассказ про статую Геракла, он посадил его на голос Брежнева. И это вызвало такой восторг публики в виду узнаваемости типажа! Он умел оглушительный успех с этим рассказом достаточно долгие годы. Поэтому так, в компании, конечно, были политические анекдоты. Но у меня память плохая, ничего не помню. Не только политических, вообще никаких. Какой-то у меня свой мир, где я хочу сохранить себя. Потому что, если влезть в эту политику, как сейчас все смотрят – доллар вниз, нефть вверх – ну, так можно провести остаток жизни. Вряд ли нефть того заслуживает, мне кажется. Стою на перекрестке в машине. Стоит бомж на углу. Открыто окно, он подходит, наклоняется и спрашивает, почем нынче баррель. То ли он хотел мне это баррель из-под полы предложить, то ли хотел у меня купить. И это при том, что никто толком в стране не знает, что такое этот баррель, как он выглядит. Пол литра? Четверть? Бидон? Но все говорят про эти баррели. Нам все-таки отпущено не так много, и там нет места для барреля, как мне кажется. Или, если ты сидишь на барреле, что, говорят, не так плохо – вот тогда ты должен беспокоиться и трепыхаться. Нам-то что? Я искал на участке нефть – не нашел.

Минаев: Надо будет, кстати, у себя поискать.

Ветрова (смеется): Займись! Хорошее дело! Семен Теодорович, правда ли, что вы начали не с юмора, а со стихов?

Семен: Ну, был такой юношеский период, когда я вел дневник. Это период полового созревания. Нужно было как-то куда-то выражаться, отчего-то избавляться, что копилось внутри. И начал писать стихи, подражательные и чудовищные. Я их тут нашел… Тем более, когда начался период влюбленности в мою жену Ларису, с который мы уже живем года 43, как она говорит. Я начал писать ей стихи. И тоже они мне показались… Я их сжег. Жена жутко переживала, говорила, что никто ей больше не будет писать стихов, даже таких. Ну и, когда я женился, лирика почему-то сразу на этом закончилась. И что-то я начала мастерить, какие-то такие смешные фразы… И вдруг «Литературка» их напечатала. В первый раз это было девять фраз, мы получили перевод на 36 рублей, быстренько разделили 36 на девять. Четыре рубля! А в те времена бутылка коньяка стоила 4 рубля 12 копеек. То есть за один удар почти девять бутылок коньяка! Жена посчитала, сколько нам нужно фраз в месяц, чтобы свести концы с концами. Печатали эти фразы, конечно, не каждый месяц. И иногда вообще их не было по два-три месяца. Я открывал «Литературку», как лотерейную таблицу. Ах! Моя фамилия! Значит, уже одна бутылка коньяка всяко есть! А дальше шла одна фраза или две, три… Это было замечательное время, конечно.  

Ветрова: Не покидает ли вас чувство юмора в наше непростое в плане экономики время? Может быть, появились какие-то шутки в вашем арсенале в связи с изменениями в жизни?

Семен: Без чувства юмора в нашей стране очень тяжело. С чувством юмора тоже тяжело, но все-таки как-то немножко поднимаешься над этой ситуацией. На концертах, на встречах с людьми, я вижу, что они понимают меня. Потому что они смеются. У меня юмор осмысленный, я всегда что-то хочу сказать. Для меня очень важно и дорого, что я на полтора или два часа даю людям возможность передохнуть. Потом они выйдут из зала, и все опять начнется сначала. Вот была такая фраза: «Похоже россиянам придется опять потуже затянуть пояса на горле».

 

Минаев: Да уж, оптимистично… А когда жизнь была веселее? В советские времена или сейчас?

Семен: Когда мы были молоды, было, конечно, веселее. Многие с тоской вспоминают то время. Оно было проще. Планка была опущена, и люди прекрасно знали свое место. И стремление пробиваться было сведено к минимуму. Человек знал, что со 110 рублей он начнет, на 150 рублях закончит. Ходит на работу, не ходит – никакого стимула не было. Денег мало, времени много. Поэтому люди радовались ерунде. Они чаще встречались, они пели песни, они читали запоем замечательную литературу. Это, наверняка, был такой культурный ренессанс. Сейчас уже не до литературы, мне кажется. Сейчас все заняты пробиванием себя в этой жизни. Это тоже увлекательно, это тоже нужно. Но тот золотой период счастливого ничегонеделания и разговоров о высоком, о прекрасном, пение песен у костра… Попробуйте собрать нынешнюю молодежь. Что они споют? Рэп? Мокнуть под дождем у палатки будут? Им надо что-то более комфортабельное, французские вина, «Шарле», устрицы или что-то такое. Мне кажется, время, когда можно было зарабатывать, закончилось. Сейчас пришло время работать. Не все к этому готовы, это значительно сложнее, но другого выхода нет. Придется работать, товарищи. Хотя так не хочется…

Ветрова: Способность смешить людей – это врожденное качество или этому можно научиться?     

Семен: Мне не очень нравится эта формулировка «смешить людей». Я упрямо считаю, что я делаю немножко другое. Но чувство юмора, конечно, должно быть врожденным. Без этого, как играть без музыкального слуха на инструменте – бесперспективно. Врожденное чувство юмора у меня, наверняка, было. Оно развивалось по мере того, как появлялась наблюдательность, способность записывать какие-то свои наблюдения. И моя профессия предопределяет чувство юмора. Это чувство есть у тех, с кем я общаюсь, с кем я живу: сын, жена, невестка, дети, собаки… У нас были королевские пудели с замечательным чувством юмора. Я помню, был период, когда я, написав что-то новое, собирал родных. Они начинали меня править с первой же фразы. Я говорил: «Ну дайте же мне…». Они: «Нет, вот здесь вот надо…». Я говорил: «Так. Все. Свободны, ребята». Я потом подзывал Брюса – королевского пуделя. И читал ему. Он, видя, что я обращаюсь к нему, наклонял набок голову, шевелил ушами, свешивал язык, тяжело дышал, смотрел на меня. Он ничего не понимал, но как слушал! Лучшего собеседника у меня в жизни не было! Так что он был мой первый слушатель.

Минаев: И, слава богу, не последний! А вот мне захотелось узнать, смеется ли Семен Альтов, перечитывая свои произведения. 

Семен: Поскольку у меня плохая память, вот эту книгу я свою полистал… Не скажу, что я хохотал, но несколько раз я улыбнулся, поскольку я не помнил, читал как чужое. Хотя оно мое. Какие-то вещи, доставляющие удовольствие есть.

 

Минаев: Что для вас является личным символом Петербурга? Не каким-нибудь известным, вроде Исаакиевского собора, а именно своим, альтовским, так сказать. 

Семен: Вы считаете, что Исаакиевский собор – это не мой собор? У меня там директор знакомый. Ну, не в такую погоду, как сейчас за окном… когда белые ночи, солнца закат… когда ты из центра возвращаешься с квадратной головой и стоишь в пробочке перед дворцовым мостом, видишь эту сумасшедшую набережную, освещенную заходящим солнцем… У меня складывается ощущение, что кто-то влажной мягкой тряпочкой протирает тебе мозги и возвращает тебе человеческий облик. Эта небесная линия Петербурга… В нашем городе очень много неба. Я был в Нью-Йорке, там, чтобы увидеть небо, надо встать на карачки, задрать голову и попытаться увидеть небо между небоскребами. В Питере очень много неба. И как-то раньше умели аккуратно, трепетно вписываться в небо здания. Это замечательная гармония, которая есть далеко не в каждом городе. Вот для меня Питер – это влажная тряпочка, протирающая мозги.

Ветрова: Семен Теодорович, пожелайте что-нибудь слушателям Ретро FM.      

Семен: Ретро FM, что мне тебе сказать? Слушаю эту радиостанцию. Ведь моя молодость и более позднее время прошло под определенные мелодии. И эта память звуков – не конкретная, просто вспоминается что-то хорошее… Я часто слушаю Ретро FM, и что-то такое навеевается в голове из моего замечательного молодого прошлого. Что я могу пожелать? Сохранить чувство юмора, поскольку я уверен, что в нашей стране без чувства юмора делать нечего.